«Именно в минуты исступления самурай совершает деяния, губительные для кармы.  Можно натворить такое, что даже сэппуку будет недостаточно«, — так рассуждает один из героев «герметичного детектива» Б. Акунина «Левиафан», японец Гинтаро Аоно. «А, вы про это, как его, хиракира, харикари«, — иронически осведомляется другой герой «Левиафана», французский комиссар Гош.

Разумеется, и в том, и в другом случае речь идет о ритуальном самоубийстве, считающемся в бусидо, кодексе самурайской этики, одним из самых достойных видов смерти.

В русскоязычных словарях иностранных слов зафиксировано лишь слово харакири — в значении ‘самоубийство путем вспарывания живота’. Однако кому как не Акунину — а точнее, Григорию Чхартишвили, известному японисту и автору солидного научного исследования «Писатель и самоубийство», — пристало разбираться во всех тонкостях употребления этого термина. Заметим, что словом сэппуку называет у Акунина ритуальное самоубийство именно японец, а упоминание о харакири встречается в «Левиафане» лишь в речи европейцев («Появился японец с трогательным цветастым узелочком в руке. Интересно, что там у него — дорожный набор для харакири?» — размышляет француженка Рената Клебер). Термин сэппуку и действительно гораздо более распространен в самой Японии.
Возникновение дублетов сэппуку и харакири связано с особенностями иероглифического письма, которое в 5-6 веке пришло в японский язык из Китая — несмотря на то что китайский и японский языки принадлежат к разным языковым группам. Иероглифика (изображение какого-либо предмета или объекта при помощи символического рисунка), по-видимому, лучше всего соответствует восточному типу сознания. Вместе с китайским иероглифом заимствовалось и его китайское (так называемое «верхнее», или «он») чтение. Но с течением времени (с 8-10 века, после изобретения на основе китайской письменности особых систем японского письма — азбук «катакана» и «хирагана») у иероглифов постепенно появлялось и собственно японское («нижнее», или «кун») чтение. Таким образом, оказалось, что один и тот же иероглифический знак (или набор знаков) будет для китайца и для японца означать одно и то же, но звучать различно. Так, два иероглифа, означающие «живот, внутренности» и «резать, вспарывать», при «верхнем», «китайском» чтении будут звучать как seb-puku (сэппуку), а при «нижнем», «японском» чтении — как hara-kiri (харакири). «Китайские» варианты звучания иероглифов, как правило, воспринимаются как относящиеся к более высокому, книжному стилю речи. По остроумному замечанию одного из японистов, сделать харакири сравнимо с отбросить копыта, тогда как совершить сэппуку — с достойно отойти в мир иной.
Просторечным, пренебрежительным словом харакири пользуются, как правило, те, кто без должного уважения относится к кодексу бусидо. Вот почему идеальным образом совершенное ритуальное самоубийство (причем отнюдь не только ‘путем собственноручного вспарывания живота’; гораздо чаще самураю помогает покинуть этот мир своего рода «секундант», который, стоя позади, должен одним ударом меча отсечь голову самоубийцы) стоит называть именно сэппуку. Ведь харакири — самоубийство, совершенное не по правилам, с нарушением каких-либо этических или эстетических норм, — позор для истинного самурая.